Кстати, при чем тут дружеское?
Уколы, вроде, вызывают боль.
Помните сериал «Друзья» — про компанию молодых людей, которые постоянно друг над другом стебутся? Весело всем, кроме объекта шутки. Он чувствует себя то идиотом, то выскочкой, но, смеется вместе со всеми.
В нашей семье было принято постоянно подшучивать друг над другом. И, разумеется, я понесла это веселье дальше по жизни, даже не задумываясь о его природе.
«Шучу» сама и научилась считать подколы в свою сторону нормальным явлением. Не обращать на них внимание, не чувствовать, что мне обидно. Обижается же только тот, кто шуток не понимает!
Интересно, что такое должен понять человек, если ему весело говорят «ну, конечно, ты же у нас самый умный!». Что показывать свой ум не нужно?
Вообще-то да. Именно это ему и пытаются сообщить.
Почему-то, тем кто так шутит, тяжело с его умом, с красотой, с любовью к порядку. Или с тем способом, которым он эти качества проявляет.
Пытаясь разобраться на примерах собственных, уже взрослых отношений, я понимаю, что троллинг, как ни жаль, это процесс в котором участвуют двое (если эти двое равны, и один не обладает властью над другим).
И не всегда возможно просто определить, кто жертва, а кто наоборот. Подтрунивание, как акт пассивной агрессии, передает сложный клубок невысказанных чувств, напряжения в отношениях, которые иначе не получается выразить.
Такой невидимый, но болезненный диалог. И хорошо, когда один из его участников обозначает проблему. Это важный шаг. Тем не менее, на личном опыте, я понимаю, что не достаточно просто объяснить другому, что тебе неприятно и просить не подшучивать — если напряжение есть, оно вылезет снова, просто другим способом.
В основе дружеского троллинга, часто есть неосознанный вызов одной стороны и такой же неосознанный ответ на вызов. Это не значит, что «жертва сама виновата».
Но, чтобы решить проблему, важно рассматривать обоих участников процесса, где у каждого срабатывают свои триггеры.
Не явные! Поэтому важно их распознавать и делать явными, по-возможности понятными, чтобы для «пассивной» агрессии уже не оставалось почвы.
